На выставке Монастырского в галерее XL весь белый куб — это архив. По стенам, как иконостас, развешана хроника «Коллективных действий»: черно-белые свидетельства от 1976-го до заката СССР. Но лично для меня вся выставка сошлась в двух ситцевых порталах. Я подошел к первому — и меня накрыло волной абсолютно точного, нашего советского детства.
Помните этот ритуал?
Инструкция от родителей: «Спать!»
Наша интерпретация: фонарик под подушкой и запретная книга.
Локация: герметичное пространство под одеялом.
Результат: тотальное счастье от тайного чтения.
И вот он, этот ритуал, воссоздан в галерее. Только вместо одеяла — ситец. А вместо «Таинственного острова» — история всего московского концептуализма. В центре зала — два ситцевых портала напротив друг друга. Они выглядят как скромные занавески, но за каждой — своя вселенная.
Портал первый: Мой личный архив
Первый кусок ситца накрывает планшет с фотографиями. Фотографиями акций Коллективных действий российского периода, с 1991 года. А по краям — рама из кадров веб-камеры с улицы Кабуки-чо в Токио, с ее неоном и толпами. Чтобы их увидеть, нужно приподнять ткань и посветить фонариком. И в этот момент ты — снова тот самый ребенок. Ты не просто зритель, ты — соучастник. Ты сам высвечиваешь фрагменты истории, пробиваясь к ним через ткань, ровно как когда-то пробивался к строчкам Жюля Верна. Этот жест — мой и наш, поколенческий.
Портал второй: Его личная мистерия
Напротив — другой ситец. За ним — видео, где Монастырский, завернутый в этот самый материал, лежит в лесу и читает текст 1979 года. Видео акции «ЛЕЧЬ-РЕЧЬ». И приходит осознание: для него это — тот же самый жест укрытия. Только убегает он не от родителей, а от всего шумного мира, чтобы в тишине поговорить с голосом из прошлого, с Никитой Алексеевым.
Получается, мы с ним делали одно и то же. Я — со своим фонариком и книгой, он — со своим ситцем и архивом КД. Искусство здесь — это и есть это самое тайное, личное пространство, которое ты создаешь себе под укрытием, будь то одеяло или ситцевый занавес в лесу.
И тогда название «Светает под ситцем» обретает пронзительный личный смысл. Всю ночь ты читаешь с фонариком под одеялом (вглядываешься в историю искусства, в свое прошлое), погруженный в свой отдельный мирок. А утром — светает. И ты вылезаешь из-под ситца обратно в реальность, неся в себе это тайное, выстраданное знание, добытое в ночной тиши.
P.S. Здесь должна была быть шутка про «VR-пододеялье» или «NFT-фонарик», или про разрыв поколений, в конце концов. Но после этого диалога двух ситцев и этого тихого «светает» любая шутка кажется неуместной.
P.P.S. Для тех, кто хочет понять жест Монастырского аналитически: ситцевое покрывало в работе отсылает к акции № 182 «ЛЕЧЬ-РЕЧЬ» (2025) — своего рода диалогу с ушедшим Никитой Алексеевым. В 1980-м Алексеев стоял босым на снегу в акции «РЕЧЬ». В 2025-м Монастырский лёг на то же место, завернувшись в ситец, и через громкоговоритель прочёл их старый текстовый диалог.
Но это не просто воспоминание. Пока он лежал, О. Саркисян выкладывала вокруг него QR-коды на видео поздних акций КД, а С. Ситар создавал на коре дерева орнамент из концентрических кругов.
В этом — вся суть: Монастырский смещает фокус с «субъективности» жеста Алексеева (стоящий босой человек) на «объектность» и системность (дерево, орнамент, цифровые коды). Акция становится машиной времени, переводящей стрелки от структурализма 70-х к орнаментализму 2020-х.
Ситец здесь — и саван, и пелёнка, и мембрана между временами, а весь жест — попытка укрыться от шума современности и вернуть голос из прошлого, перекодировав его в символы нового времени.
P.P.P.S. Уже после посещения выставки я наткнулся на комментарий Монастырского — он был на сайте КД, но я как-то упустил его из виду. И оказалось, что всё, что я почувствовал интуитивно, художник выстроил абсолютно сознательно.
Он называет выставку «акционной фугой», где под ситцами скрыты «ДВЕ ИНТЕНСИВНОСТИ современности».
Первая интенсивность — это тот самый планшет с фотографиями КД в «раме» из видов токийского района Кабуки-чо (где располагается множество кафе, лавок, отелей, публичных домов и толпы туристов). Художник объясняет, что это и есть наглядная демонстрация главного принципа КД — трансгрессии, нахождения «в щели» между герметичностью искусства и публичностью жизни. Моя детская «щель» между одеялом и матрасом, где я соединял свой мир с миром книги, оказывается точным бытовым аналогом его художественного метода.
Вторая интенсивность — видео «ЛЕЧЬ-РЕЧЬ» — это, по его словам, «процесс превращения субъектности дискурса в объектность дерева». То есть тот самый сдвиг от жеста Алексеева к орнаменту на коре, который мы разбирали аналитически, для автора и был центральным событием.
Получается, я прошел по выставке именно так, как было задумано автором: от личного узнавания к теоретическому осмыслению. От детского одеяла — к «щели» как философскому принципу. Монастырский вновь оказался прав: самое сокровенное и есть самое концептуальное.
Выставка Андрея Монастырского «Светает под ситцем» в Галерее XL.
Текст: Олег Семёновых
Фото: Collective actions
Подписывайтесь на Skrew.ru в Telegram.
